Накануне 60-летия испытаний РДС-1 Надежда Почтарюк отрабатывала цикл материалов – беседы со «старой гвардией», свидетелями и участниками испытаний первых ядерных зарядов. Договорилась о встрече и с Леонидом Тимониным. Было это в конце июля. Чтобы не нарушать договоренности с корреспондентом, он сбежал на пару часов из больницы. А через несколько дней Леонида Михайловича не стало…

Пожалуй, именно эта непоколебимая обязательность – одно из самых характерных отличий саровских ядерщиков – больших ученых и просто интеллигентных людей. Леонид Тимонин таким был и останется в памяти его родных, друзей, коллег, подчиненных, учеников… Горожан.

В память о нем мы публикуем его последнее интервью.

Каким мальчишкой?!

– Я на полигоны стал летать с 1953 года.

– Вы же совсем мальчишкой были?

– Да каким мальчишкой!? Мне тогда было 25 лет. В 1950-м приехал на объект выпускником физфака Саратовского университета.

– Сразу в науку?

– Меня определили в отдел натурных испытаний Щелкина, в группу Жучихина. Так что я с начала 1951 года полностью влился в работу на площадках. Как раз отрабатывали РДС-6, так называемую «слойку Сахарова». Блоки натурных размеров подрывали, измеряли.

В пятьдесят третьем всю обстановку полигонную, сложившуюся с 1949 года, прочувствовал полностью, потому что был включен в группу, обеспечивавшую наземный подрыв, – как и у РДС-1.  Башня эта тридцатиметровая, лифт грузопассажирский, кабельная линия – десять километров от линии подрыва до командного пункта. Там и стоял пульт, который включал аккумуляторную батарею, подающую напряжение на башню, на автоматику заряда. Пульт сейчас в музее ядерного оружия – с большим рубильником и с большим замком.

После опыта – обязательный дозиметрический контроль. Если на спецодежде – комбинезонах, брезентовых сапогах, легоньких, очень удобных, – находили хоть какие-то следы радиоактивности, сразу раздевали. И – в душ недалеко от поля. В городок иначе не пускали.

Руководство – самое лучшее. Курчатов, Харитон, Бурнасян – главный медик… Генералитет… Наш Цырков вел диспетчерскую службу. Составлялся почасовой план-график: кому, что и где делать. И диспетчерская служба все четко контролировала. Каждая операция расписана. Выполнил – поставил подпись. Дальше военпред проверяет и тоже заверяет. Человеческие ошибки – а  нынче самый страшный вопрос техники безопасности – человеческий фактор – были практически исключены. Работали с сознанием полнейшей личной ответственности.

– Об испытании бомбы, в котором вы приняли участие, расскажите, пожалуйста. Волнение, ответственность – как об этом вспоминаете?

– Тех, кто не оставался на командном пункте, непосредственно перед подрывом РДС-6 (400 килотонн) увезли за 25 км от места взрыва, на наблюдательный пункт. Дали темные очки, сказали, услышите взрыв – ложитесь на землю. И вот – вспышка! Потом трава ложится – пошла воздушная ударная волна. Вот тут и мы легли – толчок был такой, что если б остались на ногах, точно не устояли бы. И гриб образовался – классическое зрелище.

– Страшно было?

– А как не страшно? Смотрели, куда облако пойдет, куда гриб потянется: если бы в нашу сторону – эвакуационный транспорт был наготове. Все были расписаны по машинам. «Опытовое», как военные говорят, поле обставлено вокруг измерительной техникой, скрытой и в бункере, и в бетонных сооружениях типа «гуся» – стойка и труба выступает.

Подопытных животных было очень жалко. В загончиках овцы стояли, собаки бегали. Военной техники очень много, гражданские сооружения… В фильме показано, как дом «смывает».

«Разведчики» установили, что почва в центре поля оплавилась и образовала спекшуюся корку шлака. Все сооружения были снесены, а на месте центральной башни образовалась воронка диаметром 3 метра и глубиной 1,5 метра. Промышленные здания, расположенные на расстоянии 50 метров от центра поля, были также полностью разрушены, железнодорожный мост сорван с опор и отброшен в сторону. Не менее значительные повреждения были нанесены и всем постройкам на больших расстояниях от башни.

Выявление состояния радиоактивности опытного поля позволило приступить к поэтапной эвакуации животных, «поработавших» ради расширения знаний о действии радиации на живой организм. Из 1538 подопытных животных в результате взрыва погибли 368. Остальные были в тот же день, 29 августа (испытания РДС-1 в 1949 году. – Т.К.), перевезены в виварий и клинику для дальнейшего наблюдения («Советский атомный проект».)

Недавнее

– Сейчас 25-летние юноши считаются молодыми специалистами. Сумеет ли нынешняя молодежь удержать созданную вашим поколением мощь?

– Молодежь… Думаю, сможет. Они никогда не были хуже своих отцов. И мы сейчас молодых специалистов сразу включаем в такую работу, которую я тогда выполнял. Понимаете, это нам только кажется, что они малы и неразумны.

Я горжусь тем, что участвовал в создании потенциала. Если б не было у России, у СССР, ядерного оружия, нас бы раздавили. Беззащитные – что могли бы сделать против ядерного удара? А когда у нас появились свои бомбы, а потом носители, самолеты и ракеты (Королев сделал межконтинентальные), все и призадумались: ударишь по СССР – получишь ответ. Адекватный. Мало не покажется. Ядерное оружие – оружие сдерживания. Мы ни на кого не хотим нападать.

– Сейчас идут разговоры о сокращениях. А не слишком ли мы сократимся?

– На мой взгляд, это правильно. Излишек-то не нужен. Ну зачем тысяча боеголовок? Все взвешивают специалисты. Мы со своей стороны считаем, сколько носителей, ядерных зарядов, боеголовок нужно сохранить, и та сторона – тоже. Договариваемся. Экономия большая, поскольку эксплуатация ядерного оружия стоит дорого.

– А Северная Корея?..

– Наверное, боятся. Защититься стремятся. Тоже хотят ядерное оружие заполучить. Но я не думаю, что они могут построить.

– А почему же такую шумиху вокруг них подняли?

– Да потому, что распространение ядерного оружия – очень опасная вещь. Мало ли какой политик-шизофреник появится… Это ж надо еще и систему предупреждения импульсивных решений иметь.

Слушая ядерщиков из «старой гвардии», только диву даешься: господи, сколько же они знают и как умеют молчать!

По просьбе Н.Почтарюк Леонид Михайлович рассказал о детях и о своей гордости – внуках. Неторопливо, словно старясь не сбиться, перечислил «награды-звания»: доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, награжден орденами Ленина, Знак Почета. Лауреат премий: Ленинской, Сталинской, Государственной СССР, Государственной Российской Федерации имени маршала Жукова – «такую у нас в институте всего пять человек получили. За работы, способствующие развитию военной техники. Четыре премии, и все разные».

– Приехал на работу в 1950 году, в апреле 1998 года написал заявление тогдашнему директору института Р.Илькаеву, попросил освободить с должности начальника и оставить научным руководителем отделения. И сейчас я – сотрудник института физики взрыва. После себя оставил хорошего преемника – Анатолия Михайлова, доктора наук. В своем коллективе чувствую себя комфортно. Лишь бы сейчас здоровье не подводило.

Оно, увы, подвело…

Н. Почтарюк,
Т. Криницкая,
фото из архива Л.Тимонина